Неточные совпадения
И рассказал я ему, как приходил раз медведь к великому святому, спасавшемуся
в лесу,
в малой келейке, и умилился над ним великий святой, бесстрашно вышел к нему и подал ему хлеба кусок: «Ступай, дескать, Христос с тобой», и
отошел свирепый зверь послушно и кротко, вреда не сделав.
Отойдя от бивака километра четыре, я нашел маленькую тропинку и пошел по ней к
лесу. Скоро я заметил, что ветки деревьев стали хлестать меня по лицу. Наученный опытом, я понял, что тропа эта зверовая, и, опасаясь, как бы она не завела меня куда-нибудь далеко
в сторону, бросил ее и пошел целиной. Здесь я долго бродил по оврагам, но ничего не нашел.
Стрелки принялись таскать дрова, а солон пошел
в лес за сошками для палатки. Через минуту я увидел его бегущим назад.
Отойдя от скалы шагов сто, он остановился и посмотрел наверх, потом отбежал еще немного и, возвратившись на бивак, что-то тревожно стал рассказывать Дерсу. Гольд тоже посмотрел на скалу, плюнул и бросил топор на землю.
На карте крупного масштаба река Бикин рисуется
в виде сплошного лабиринта проток. Некоторые из них имеют по нескольку километров длины и далеко
отходят в сторону, образуя огромные острова, покрытые
лесом из ясеня, бархата, липы, тополя, клена, ореха и т.д. Одни протоки имеют удэгейские названия, другие — китайские, третьи — русские. Например, Маумаса, Агаму, Кагала-тун, Чинталу (большое чистое место), Затяжная и другие.
Наконец узкая и скалистая часть долины была пройдена. Горы как будто стали
отходить в стороны. Я обрадовался, полагая, что море недалеко, но Дерсу указал на какую-то птицу, которая, по его словам, живет только
в глухих
лесах, вдали от моря.
В справедливости его доводов я сейчас же убедился. Опять пошли броды, и чем дальше, тем глубже. Раза два мы разжигали костры, главным образом для того, чтобы погреться.
Бедные животные стали
отходить на север, но не могли выдержать жизни
в хвойных
лесах и погибли очень скоро.
Путь наш лежал правым берегом Ли-Фудзина. Иногда тропинка
отходила в сторону, углубляясь
в лес настолько, что трудно было ориентироваться и указать, где течет Ли-Фудзин, но совершенно неожиданно мы снова выходили на реку и шли около береговых обрывов.
Утром, как только мы
отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она оказалась зверовой и шла куда-то
в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было беспокоиться, но оказалось, что на этот раз он был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный
лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути, лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли на опушку
леса. Перед нами была долина реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что деревня недалеко.
Первобытные девственные
леса в большей части страны выгорели, и на смену им появились
леса, состоящие из лиственницы, березы и осины. Там, где раньше ревел тигр, ныне свистит паровоз, где были редкие жилища одиноких звероловов, появились большие русские селения, туземцы
отошли на север, и количество зверя
в тайге сильно уменьшилось.
Запасшись такими рожками, мы с Дерсу отправились
в лес и,
отойдя от бивака с километр, разошлись
в разные стороны. Выбрав место, где заросли были не так густы, я сел на пень и стал ждать.
(Подвинув санки
в лес,
отходят.)
Рожков и Ноздрин молчали. Не давая им опомниться, я быстро пошел назад по лыжнице. Оба они сняли лямки с плеч и пошли следом за мной.
Отойдя немного, я дождался их и объяснил, почему необходимо вернуться назад. До Вознесенского нам сегодня не дойти, дров
в этих местах нет и, значит, остается один выход — итти назад к
лесу.
— Увези ты меня
в лес, Андрон Евстратыч! — упрашивал он. — Может,
в лесу отойду…
Несколько человек солидно
отошли от толпы
в разные стороны, вполголоса переговариваясь и покачивая головами. Но все больше сбегалось плохо и наскоро одетых, возбужденных людей. Они кипели темной пеной вокруг Рыбина, а он стоял среди них, как часовня
в лесу, подняв руки над головой, и, потрясая ими, кричал
в толпу...
— Леший с ним свяжется! — отвечал Хлопко,
отходя в сторону. — Жили, жили
в лесу, да и нажили медведя!
Под вечер Кирилло наш — суровый был мужчина и
в летах — встал на ноги, шапку снял да и говорит: «Ну, ребята, я вам боле не начальник, не слуга, идите — сами, а я
в леса отойду!» Мы все встряхнулись — как да что?
Свой страх он скрывает от всех, но уже новыми глазами смотрит
в темноту
леса, боится его не только ночью, но и днем далеко
отходить от стана не решается.
Грибная пора
отойти не успела,
Гляди — уж чернехоньки губы у всех,
Набили оскому: черница поспела!
А там и малина, брусника, орех!
Ребяческий крик, повторяемый эхом,
С утра и до ночи гремит по
лесам.
Испугана пеньем, ауканьем, смехом,
Взлетит ли тетеря, закокав птенцам,
Зайчонок ли вскочит — содом, суматоха!
Вот старый глухарь с облинялым крылом
В кусту завозился… ну, бедному плохо!
Живого
в деревню тащат с торжеством…
— Где хотите:
в лесу,
в поле, только не при людях!..
Отойдите!
— Злая баба
в дому хуже черта
в лесу — да: от того хоть молитвой да крестом
отойдешь, а эту и пестом не отобьешь, — проговорил Сергеич и потом, вздохнув, прибавил: — Ваша Федосья Ивановна, друг сердечной Петр Алексеич, у сердца у меня лежит. Сережка мой, може, из-за нее и погибает. Много народу видело, как она
в Галиче с ним
в харчевне деньгами руководствовала.
По его словам, у фельдшерицы был от сторожа ребенок, и она убила его, удушила подушкою и ночью закопала
в лесу; и место это, где ребенок зарыт, Петров хорошо знает. Этого Егор Тимофеевич не мог выдержать. Он
отошел на шаг, протянул руку и торжественно сказал...
И, неосмысленно лживые
в своем сопротивлении, люди подчинились велению и
отошли от человека, и стал он доступен всем смертям, какие есть на свете; и отовсюду, изо всех темных углов, из поля, из
леса, из оврага, двинулись они к человеку, пошатываясь, ковыляя, тупые, покорные, даже не жадные.
— Не то чтобы по какому неудовольствию али противности
отошел я, Сергей Андреич, а единственно, можно сказать, по той причине, что самому Патапу Максимычу так вздумалось. «Ты, говорит, человек молодой, нечего, говорит, тебе киснуть
в наших
лесах, выплывай, говорит, на большую воду, ищи себе место лучше… А я, говорит, тебя ни
в чем не оставлю. Если, говорит, торговлю какую вздумаешь завести, пиши — я, говорит, тебе всякое вспоможение капиталом, значит, сделаю…»
И матери Аркадии, и матери Никаноре неохота была с мягкими перинами расставаться; то ли дело лежать да дремать, чем шагать по засоренному валежником
лесу, либо по тоненьким, полусгнившим кладкам перебираться через мочажины и топкие болотца. Строго-настрого девицам старицы наказали не
отходить далеко от дороги, быть на виду и на слуху, и принялись дремать
в ехавших шагом повозках.
Тогда я сказал, что можно один или два раза выстрелить
в воздух или бросить несколько головешек
в сторону
леса. Он ответил, что это не поможет. Тигр
отойдет на время, потом снова явится, и тогда будет еще хуже.
Как только мы
отошли от берега, мы сразу попали
в непролазную чащу: неровная почва, сухие протоки, полосы гальки, рытвины и ямы, заваленные колодником и заросшие буйными, теперь уже засохшими травами; кустарниковая ольха, перепутавшаяся с пригнутыми к земле ветвями черемушника; деревья с отмершими вершинами и мусор, нанесенный водой, — таков поемный
лес в долине реки Самарги, куда мы направились с Глеголой на охоту.
Следы тигра шли прямо
в лес. По ним видно было, что зверь, схватив собаку, уходил сначала прыжками, потом бежал рысью и последние 500 метров шел шагом. Оборванный собачий поводок волочился по снегу.
Отойдя с километр, он остановился на небольшой полянке и стал есть собаку. Заслышав наше приближение, тигр бросил свою добычу и убежал. Когда мы подошли к собаке, она оказалась наполовину съеденной. Мы стали настораживать здесь ружья.
Оставив солдат рассуждать о том, как татары ускакали, когда увидели гранату, и зачем они тут ездили, и много ли их еще
в лесу есть, я
отошел с ротным командиром за несколько шагов и сел под деревом, ожидая разогревавшихся битков, которые он предложил мне.
Брама-Глинский (так он зовется по театру,
в паспорте же он значится Гуськовым)
отошел к окну, заложил руки
в карманы и стал глядеть на улицу. Перед его глазами расстилалась громадная пустошь, огороженная серым забором, вдоль которого тянулся целый
лес прошлогоднего репейника. За пустошью темнела чья-то заброшенная фабрика с наглухо забитыми окнами. Около трубы кружилась запоздавшая галка. Вся эта скучная, безжизненная картина начинала уже подергиваться вечерними сумерками.